Ночевал по свету цыганский табор. Большой был табор, да по-разному жили люди в нем. Среди всех самым богатым и самым удачливым был цыган по прозвищу Шелуха. Поедут цыгане лошадей продавать на ярмарку – Шелуха с барышом приходит, а остальные еле концы с концами сводят. Менять лошадей начнут, глядишь, Шелуха за клячу такого красавца-коня выменяет, что ни в сказке сказать ни пером описать, да еще денег сверх того возьмет. А другие цыгане рядом с ним, наоборот, хороших коней на плохих сменяют. Бояться стали цыгане Шелуху, принялись поговаривать, мол, с нечистой силой он дело имеет. Так или иначе, но скопил Шелуха за свою жизнь огромное состояние. И был у него табун отборных лошадей, среди которых выделялся своей красотой и статью конь по кличке Буян. Вороной, долгогривый, с полуслова понимал он своего хозяина. Да и не только Буян, все остальные лошади тоже любили Шелуху, словно он на их лошадином языке с ними разговаривал. За это и дали цыгане прозвище Шелухе – Лошадиный Отец.
Так и жил бы себе Шелуха, нужды и горя не знал, но заболел однажды. Подзывает он свою жену и говорит ей:
– Пойди выкопай клад, который я зарыл там-то и там-то. Возьми деньги и уздечку серебряную. Продай уздечку, купи для меня еды хорошей да знахаря позови, чтоб помог мне вылечиться. Авось поправлюсь!
Нашла жена Шелухи место, где он клад зарыл. Копала, копала, покуда силы были, да не смогла докопаться до клада. Знать, глубоко был зарыт клад. А цыгане посмотрели, где Шелухина жена копает, да на ус себе намотали.
На следующее утро Шелуха опять жену зовет:
– Послушай, жена, что скажу тебе, сон приснился мне недобрый: Буян наш снился мне, будто стоит он на пригорке да копытом землю бьет.
– Ой, Шелуха, не к добру все это. Вот и мне сон привиделся: змея огромная ползала. А поутру переносица чесалась. Ой, не к добру.
Недаром говорят: сон в руку. Не успел вечер наступить, как Шелуха умер. Крик, шум пошел по табору.
Ну как же, видным человеком был Шелуха – хоронить надо!
Заходят цыгане в шатер на покойника посмотреть, вина с собой прихватили. Ведь обычай цыганский такой, что у покойника всю ночь надо сидеть, перед тем как отпевать его. Сели цыгане около гроба, разлили вино по стаканам. Выпили, хмель им в голову ударил. Тут один цыган и говорит:
– Не больно мы тебя, Шелуха, любили, да что сейчас говорить, умер ты, и ладно! Может, и тебе с нами выпить хочется?
Налил цыган вина, разжал покойнику пальцы и вставил в них стакан. Расхохотались цыгане, стали подходить и с мертвым Шелухой чокаться:
– Царство тебе небесное, Шелуха, только ты нам вреда не приноси, а то мы знаем тебя; с чертями дружишь!
Плачет жена Шелухи:
– И зачем вы так над покойником издеваетесь? Что он вам худого сделал?
– А то и сделал, что не было нам с ним счастья да удачи.
Просидели цыгане возле покойника всю ночь, а наутро в церковь собрались – отпевать Шелуху. Весь табор поехал. Едут, песни поют, смеются, словно не на похороны собрались, а на свадьбу. Приехали. Начал поп отпевать покойника, а цыгане кричат:
– Хватить, батюшка, кадилом махать, ты лучше нас причасти да грехи нам отпусти, – и снова смеются.
– Ах вы, богохульники, – рассердился поп, – вы лучше у покойника прощения просите, не то никогда вам этот грех не замолить.
А цыгане не унимаются:
– Батюшка, а как молиться надо: так или вот так?
– Батюшка, а почему твои певчие петь не умеют? Давай мы сами споем, их поучим...
Довели цыгане попа до великого гнева. Кое-как он покойника отпел, а потом стал денег просить за службу.
– Не давать ему денег на певчих, пели плохо, – кричат цыгане, – мы и бесплатно лучше споем.
– На свечи денег тоже не давайте, не надо никаких свечей нам!
– Что вы говорите, цыгане, – удивился поп, – не вам это надо, а покойнику. А по мне все равно, хотите – платите, хотите – нет.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не вступился один старый цыган:
– Что вы, братья, с ума сошли, зачем покойника позорить? Или вы уж такие бедные, что вам совсем платить нечем?
Уговорил-таки цыган – заплатили попу. Отправились цыгане на кладбище. Да не доехали. По дороге трактир увидели и решили так: часть цыган на кладбище поедет могилу рыть, а остальные ненадолго в трактир заглянут.
– А Шелуху куда девать?
– Что с ним станет? Ему теперь все равно, может и на улице подождать.
Оставили гроб с Шелухой на телеге, а сами в трактир зашли гулять да веселиться. Пили цыгане, пили, как вдруг вбегает в трактир цыганенок и кричит:
– Цыгане, а Шелухи-то нет!
– Как так нет? Куда он мог деться? Испарился он, что ли?
Выбежали цыгане на улицу, глядь, и впрямь: ни телеги нет, ни Буяна, ни гроба с Шелухой. Что за чертовщина? Кинулись цыгане на кладбище, а там уже могилу рыть закапчивают.
– Шелуха не приезжал сюда?
– Как Шелуха? Какой Шелуха? Вы что там, с ума посходили? Разве может покойник лошадьми управлять?
– Да вот так выходит, что может! Пропал Шелуха! Сели цыгане вокруг могилы и не знают, что им делать. Могила есть, а хоронить-то некого.
– Но ведь он же умер! Стало быть, поминки-то надо справлять! – крикнул самый догадливый цыган. Всем это так понравилось, что они немедленно отправились справлять поминки. Кто-то по дороге вспомнил про клад, зарытый Шелухой. Пошли к тому месту, стали поглубже рыть и откопали мешок денег и серебряную уздечку. Шум поднялся невообразимый. Жена Шелухи рыдает, молит цыган, чтобы ей деньги отдали, а те ни в какую.
– На весь табор делить надо! Мы все через него страдали, всем удачи не было.
– А я ему дрова рубил, да меня мужики поймали, избили.
– А меня за сено чуть не убили, за потраву, а сено-то для Шелухиных коней.
– А меня он на ярмарке перебил, хорошую менку испортил.
– А мне из-за него пришлось своего коня за полцены отдать.
– А мне он должен был!
Короче говоря, началась такая свалка, что цыгане за топоры взялись. Получилось так, что каждому в таборе Шелуха либо должен был, либо какое-нибудь дело испортил.
– Чявалэ, – вмешался старый цыган, – вы так друг друга перебьете, и некому будет деньги делить.
Остановились цыгане и решили: деньги – всем поровну, а серебряную уздечку (бог с ней! – все равно ее не поделить) жене Шелухиной отдать, детям на потеху.
Поделили цыгане деньги, и жадность их взяла.
Вспомнили они про табун Шелухин. Как же его жене оставить? Зачем, мол, он ей, не сможет она одна с ним управиться. А нам такие лошади в хозяйстве пригодятся. Забрали и коней, между собой поделили.
– Будьте вы прокляты! – кричит жена Шелухи. – Разорили вы меня, семью и детей по миру пустили. Чтоб вас бог за это покарал!
Махнули цыгане рукой на проклятие Шелухиной жены и по шатрам разбрелись. Угомонились к утру. Только прилегли, слышат: земля дрожит от конского топота. Ржут кони, копытами землю бьют. Выскакивают цыгане из шатров и видят: Шелухип любимец Буян, который исчез вместе со своим хозяином, вокруг шатров скачет, а за ним и весь Шелухин табун, да и остальные цыганские кони тоже. Проскакали они круг и с глаз долой скрылись. Увел Буян за собой всех коней из табора. Кинулись цыгане обратно в шатры к деньгам, отнятым у Шелухиной жены, глядь, нет денег! А вместо денег один лошадиный навоз. Побежали цыгане на кладбище, где разрытая могила была, и остолбенели: на месте разрытой могилы холм насыпан, все, как полагается.