Старенькая сторожиха красносельской школы рассказала мне сказку про двойную лиственницу. Вот она.
Давно это было. Так давно, что не только паровозов, пароходов, а даже настоящих плугов с железными лемехами не было. Деревянная была тогда жизнь. Но уж топор-то был. Хоть и каменный, а рубить им можно было. Огонь, конечно, знали. Хлебушко сеяли. А землю-то березовой мотыжкой мотыжили. Вывернут деревце с корнем, один корень на манер клюва заострят и ну клевать землю. Рыхлить, значит.
Славилась в те давние века, в неписаные года, лиственница. Красивая. Высокая. Двойная. У нее от одного корня два ствола, как две руки выросли. Много лет было этой лиственнице. Пришло время ей сохнуть. Затосковала старая ─ иголочки-то с нее слезами сыплются.
Сколько ни живи, а умирать все равно неохота. Стала лиственница перед своим скорым концом жизнь вспоминать.
Принес ее семечком в своей мохнатой шкуре бурый медведь. Вскорости ли, вдолгости ли, – проклюнулось семечко и дало два ростка.
Много зим-лет прошло, пока поднялась двойная лиственница да из-за леса солнышко увидела. Сколько веселых птичек щебетало в ее хвое. Сколько гнезд понавили они в густых ее ветвях. Несчитанно птенцов вывели за ее долгую жизнь.
Видала виды старая лиственница. И волк съедал под ней несчастную добычу. И зайка прибегал да постукивал в стужу лапочкой о лапочку. И люди в жару радовались ее тени. Ручей тоже прятался от солнца в ее прохладе. Не пересыхал. А теперь пришло время самой иссыхать.
Вовсе худо стало лиственнице, когда человек подле нее с каменным топором остановился. Остановился и говорит:
─ Вот которую мы искали! ─ и ну рубить…
Тут лиственница взмолилась:
─ Погоди, мил человек. Дай мне это лето дожить. Дай своей смертью умереть.
А человек-то и говорит ей:
─ Рано ты, старая, умирать собралась. Тебе жить да жить.
─ Да какая уж я жилица, коли хвоя на мне с весны желтеет.
А человек свое:
─ Знаешь ли ты, старуха, что у дерева две жизни?
─ Какие две? ─ спрашивает лиственница.
Человек-то и отвечает:
─ Одна жизнь ─ в теле, другая ─ в деле.
─ В каком деле-то? ─ полюбопытствовала лиственница.
Хорошо прожила лиственница, а ничего такого большого не сделала, чтобы в памяти лесной-людской остаться жить после смерти. Ничего. Все были пустячки житейские и никакого подвига. Так она про себя подумала.
─ Дело разное бывает, ─ говорит человек. ─ Из одного дерева избу рубят. Другое на дрова губят. А из третьего еще что-нибудь мастерят. Смотря по дереву. Чем лучше оно росло, тем вторая жизнь у него дольше.
Сказал это человек и подрубил корни у лиственницы, кроме трех, да и выкорчевал ее. Уронил. Уронил да любуется. На корни любуется.
─ Эх, хороши… Особливо этот большой корень с вывертом.
Неделя, другая прошла, высохла лиственница, а не умерла.
Пришли опять люди с топорами и принялись ее стволы от сучков очищать. Когда очистили оба ствола, которые от одного корня росли,─ окоротили их. Потом стали тончить. Без малого до оглобельной тоньшины тончили. А другие стали корни обделывать. Два меньших, которые вроде рожек росли, ─ ручками сделали. А третий большой корень, который на манер козлиной бороды с вывертом глядел, в сошник-лемех оборудовали. Закончили люди работу и сказали:
─ Начинай, лиственница, вторую жизнь. Сохой ты стала теперь.
Запрягли между ее стволов, которые теперь оглоблями стали, вола. Взялся пахарь за два меньших корня, за ручки сохи, да и гикнул на вола.
Легко потянул вол новую соху. Потому как большой-то корень, который козлиной бородой глядел, сошником теперь стал. И до того он легко целину резал да вывертом-то своим пласт перевертывал, что все диву дались. Это чудом по тем годам было.
Люди тут со всех городищ-становищ сбежались. Шутка ли ─ соха сама собой вниз дерновиной пласт перевертывает. Славить стали соху да продолжать ее род дочерями-сохами. Такими же, у коих сошник с вывертом. А от тех дочерей сыновья пошли. Плугами прозвали их. Это уж когда деревянная жизнь кончилась ─ железная началась. Хоть в этих плугах, кроме ручек, деревянного ничего не было, коли они из железа кованные, а бабкина памятка осталась. У них железный сошник-лемех с вывертом был… И кто попонятливее, всяк в этом старую бабку-лиственницу поминал. Ее большой корень видел.
Так началась вторая жизнь старой лиственницы, через своих внуков-правнуков. Только правнуки-то уж без ручек пошли. Вместо них люди самоходному плугу рулевое колесо дали.
Вот как оно бывает. Дерево-то две жизни живет. И вторая-то жизнь дольше первой случается. А то и совсем бессмертной оказывается. Жизнь-то ведь она впрямь не в теле, а в деле. Вот вы и смекайте, где быль, где небыль… Я, старая, тоже жить долго хочу. До тех пор жить, пока мои сказки сказываются да пересказываются. В сказке тоже сошник-корень есть. С вывертом. Рыхлит и где надо пласт перевертывает.
