Жили два брата-цыгана. Занимались они воровским делом. И была у них вороная лошадь, да не простая: как шли братья на кражу, она заранее чувствовала, чем дело кончится. Если заметят цыгане, что лошадь копытом землю роет, значит, непременно будет какая-нибудь беда. И всегда, собираясь на свой промысел, ставили цыгане свою лошадку на дороге и посматривали, как она будет вести себя. А кроме того, она им во время воровства знаки подавала: как почует что-то недоброе, ржать начинает, храпеть, беситься. Тогда братья сразу же шапку в охапку и прочь поскорей.
Пошли как-то братья воровать. Оставили лошадь на дороге вроде дозорной, а сами к сараю подходят. А на дверях замки огромные, старинные, не сломать никак.
Тут и говорит один брат другому:
– Знаешь что, братец ты мой, давай-ка под дверью подкоп сделаем.
Сделали подкоп. Один из братьев полез в сарай, а другой у ворот остался – добычу принимать. А надо сказать, что в каждом сарае дворовой живет.
Что это такое дворовой? Принимает он образ и человеческий, и птичий, и звериный. А для того он и живет при дворе, что всякой скотине покровительствует. Коли понравится дворовому лошадь мастью или еще чем-то, он за ней сам ухаживает: завивает гриву, шерсть вылизывает. Лошадь при таком уходе аж блестит, глаза у нее быстрые, хорошие. Любимую скотину дворовой гладит, ласкает. Такую скотину кормить не надо, она и без кормежки сытая. Но уж если дворовой невзлюбит животное, то продавай его скорее. А то будет он гонять по двору, мучить лошадь, так затерзает, что уже из глаз у нее слезы польются, а то еще щекотать скотину примется. Тут и вовсе она взбесится, изо рта пена пойдет, зачахнет скотина и помрет. К дворовому надо с почтением относиться: хлеб-соль ему подносить – любит он уважение. А вечером, на закате солнца, надо дворовому поклоны бить, так, мол, и так: Дворовой хозяин, полюби детей своих, пусти лошадку к себе, а тебе хлеб да соль будет . И еще три поклона надо положить...
Увидал дворовой, как цыган в сарай полез и принялся овец хватать. Рассердился:
– Ты, цыган, скотину не бери, я тебе ее в обиду не дам. Начал цыган с дворовым бороться. А в это время лошадь на дороге зафырчала, принялась копытами землю рыть, беду почуяла: ведь как-никак сарай-то рядом с домом.
Долго ли, коротко ли – выскочил цыган из сарая с пустыми руками, дворовой не позволил ничего взять.
– Ты чего это пустой? – спрашивает его брат.
– Да что ты, братец ты мой, – отвечает тот, – никак взять но могу, дворовой мешает. Я пытался с ним бороться, да разве с ним справишься? Я на него, а он меня наверх, на сеновал кидает. Я спускаюсь с сеновала и снова к скотине, а он опять тут как тут. Поднял меня и к барану на рога кинул. Я хочу овечку схватить, а он из рук вырывает и обратно бросает за загородку. Истаскал он меня, измучил, так и пришлось ни с чем уйти.
– Слушай, братец, жена мне сказала, что в этом доме поросенка зарезали. Кажется, к поминкам готовятся. Не станет же дворовой мертвую скотину охранять?!
– Верно говоришь, братец, надо этого поросенка забрать.
Поглядели братья на лошадь свою: вроде бы она успокоилась. Пошли они к амбару. А на дворе темень такая, что хоть глаз выколи. Нащупали братья в темноте какой-то куль тяжелый, взвалили на плечи и бегом обратно. Бросили куль на телегу и поскакали.
– Фу, – сказал один брат другому, – ну и поросенок, целый боров, еле донесли.
– И я умаялся, пока с дворовым боролся да тушу с тобой волок. Не поесть ли нам? Разведем костерок, свининки пожарим...
– Что ты, братец ты мой, не время, надо подальше от деревни отъехать. Уж лучше привезем мы борова домой, там и поедим как следует.
Уже рассвело, когда вернулись братья домой. Навстречу им цыгане высыпали.
– Ну как? Что привезли?
– Да вот, боров на телеге, тащите его сюда, в дом. Пошли двое цыган, что посильнее, к телеге. Развернули куль и аж похолодели.
– Вы что привезли?! – кричат.
Кинулись братья к телеге и обомлели. В куле покойник лежит! Что делать? Надо спрятать его, пока деревня не проснулась. Понесли покойника в дом. Положили на лавку, а сами сидят, думают да на покойника оглядываются со страхом. И вдруг видят: покойник этот то рукой шевельнет, то ногой. А потом один глаз открыл, другой, озираться стал по сторонам. Известное дело, цыгане – народ не из пугливых, да и то не по себе им стало.
– Ты чего, миленький, ожил что ли? – спрашивают у покойника.
А покойник как ни в чем не бывало приподнимается, садится и говорит:
– Где это я?
– На том свете! – отвечают ему цыгане, а сами смеются.
– Как я туда попал? – спрашивает покойник.
– Известное дело как, помер и попал!
Поняли цыгане, что не умирал мужик, а заснул и что приняли его деревенские за мертвого и в амбар положили. А как поняли это цыгане, решили выгоду для себя извлечь.
– Ты, мужик, в ад попал, – говорят цыгане покойнику, – а мы – это черти. Вот сейчас котел растопим, будем тебя жарить.
– Не надо, миленькие, меня жарить, уж я вам заплачу.
– А обратно на землю хочешь попасть?
– Ой, хочу, миленькие, ничего для этого не пожалею.
– Тогда договоримся так: мы тебя домой отвезем, а ты о нас не забудь. Если в деревне спрашивать будут, как ты появился, скажешь: вот они меня оживили!
Завернули цыгане мужика в тот же куль и обратно в деревню повезли, а там уже горе великое. Как же, покойник пропал! В доме плач, крики. И тут открывается дверь, и вносят цыгане покойника. На них деревенские с кулаками:
– Ах вы, воры, бандиты окаянные! Даже мертвым от вас покоя нет.
– Подождите кричать, мужики, вы посмотрите, что мы вам привезли.
Открывают цыгане куль. А там покойник, живой и невредимый. Что тут началось! Не поймешь, то ли покойника за стол сажать, то ли живых хоронить. Почитай все, кто был в избе, в обморок попадали. А как в себя пришли, стали цыган хвалить да благодарить, а хозяин, оживший, на радостях им корову с теленком дал и овец в придачу.
– Спасибо, что с того света меня на землю вернули!
Вот ведь какие чудеса бывают!